Никифоров П. Муравьи революции.
- Москва, 1932, издательство «Старый Большевик».
Стачка.
… [в Керчи] Бастовали уже восемь дней. Стала ощущаться нехватка денег. Голод начал заглядывать в окна рабочих - самый опасный момент, который необходимо перешагнуть. Мы послали еще в начале стачки письма во все профсоюзы Крыма с просьбой поддержать нашу стачку.
Из Одессы и Большого Токмака приехали представители и привезли нам около пяти тысяч рублей. Эта поддержка окрылила рабочих, которые на общем собрании единогласно постановили продолжать стачку. …
Опять в Крыму.
… В новом крымском комитете большевиков уже не было; меня встретили там без особой радости:
- В Крыму вам, товарищ Петр, едва ли удастся удержаться - вам необходимо перекочевать туда, где вас меньше знают.
- Вы правы, но я все же попробую увязаться с каким-либо заводом; если мне это не удастся, тогда я перекочую. Сергей по-видимому информировал членов комитета о моей фигуре, и, комитет попробовал от меня избавиться. Я пока решил им этого удовольствия не доставлять. В Севастополь я ехать не решился - слишком уже жесткий там был контроль охранки и полиции; решил побывать в районе Мелитополя и попытаться втиснуться на один из заводов, производящих сельскохозяйственные орудия.
В Симферополе: я решил зайти к своему старому хозяину Шахвердову, владельцу электрической станции. Идя на работу на эту станцию, я и был осенью 1907 года арестован. Во время моего ареста я не указал ни моей квартиры, ни места моей работы и не сказал фамилии, под которой я в Симферополе проживал. Таким образом Шахвердов ничего не знал о моем аресте и недоумевал, куда я мог деться. У него осталась и моя паспортная бессрочная книжка, по которой я тогда жил. Мое появление для Шахвердова оказалось таким же неожиданным, как и исчезновение.
- Да ты жив?
- Как видите, жив.
- А мы ломали все время голову, куда бы ты мог деться, Я несколько раз хотел паспорт в полицию отнести, да все думаю, авось, придет, а потом и забыл об этом; так паспорт и лежит у меня. Где был-то?
- Болел.
- Болел? Вон что.... Что-то уж больно долго болел-то, - протянул он недоверчиво. - Что, опять работать у меня будешь?
- Что же, можно и у вас работать, только бы в отъезд куда-нибудь?
- Что так, а здесь разве не нравится?
- Нет, отдохнуть хочется после болезни.
- Можно и в отъезд. Из Большого Токмака требование поступило - небольшую станцию поставить и кино. Работы месяца на три будет.
- Там, кажется завод есть?
- Есть завод Фукса, сельскохозяйственные машины делает.
Я принял предложение Шахвердова. Крымский комитет еще не успел наладить с Большим Токмаком связи, порванной во время разгрома партийной организации. В то время мелитопольская организация и ближайшие заводы держали связь с крымской организацией, хотя в крымский союз и не входили.
Комитет поручил мне связаться с заводом.
Явку я получил в мелитопольскую организацию. Большой Токмак представлял собой большое местечко, наполовину заселенное немецкими колонистами. В местечке был завод сельскохозяйственных орудий, принадлежавший немцу Фуксу; рабочих на нем человек около двухсот. Была паровая мельница, где работало шесть рабочих. На этой мельнице мне и предстояло поставить электрическую станцию и тут же оборудовать кино.
Хозяин мельницы был человек, пускавшийся на всякие аферы, лишь бы зашибить копейку. На мельнице он прогорел, она ему почти не давала дохода, прогорел и на бане; теперь решил организовать кино и на нем зашибить деньгу. Моя специальная работа отнимала у меня только дневное время. Вечера же я полностью посвятил партийной работе на заводе.
Партийный актив завода потерпел значительную трепку и за два с половиной года значительно поредел и изменился в своем составе. Большинство старых партийцев было изъято жандармами и полицией. Остались единицы из молодежи, которая еще своей активности выявить не успела. Партийная группа состояла человек из семи и, находись под постоянной угрозой провала, активности не проявляла. Была и профсоюзная группа человек из двадцати; во главе этой группы стояли партийцы. Вся профсоюзная работа была сосредоточена вокруг страховой кассы. Другой работы не велось. В профсоюзной группе преобладала молодежь. После поражения революции пятого года старики-рабочие отошли не только от политической, но и от профсоюзной работы и замкнулись в скорлупу своих домашних забот. Рабочие, входящие в партийную группу, все считали себя меньшевиками. О большевиках они слышали, но в чем выражается отличие их от меньшевиков не знали.
Завод Фукса в 1906 г. имел крепкую социал-демократическую организацию, состоящую исключительно из рабочих, и крепкое профессиональное ядро. Завод первым откликнулся на наш призыв о помощи, когда мы проводили стачку керченского землечерпательного каравана. Завод прислал к нам своего делегата, который привез нам от рабочих завода привет и пятьсот рублей денег. Это сильно укрепило моральное состояние бастующих.
Отсутствие активной партийной работы отражалось и на профессиональной работе. Профсоюзная работа даже в узких экономических рамках не развертывалась, как бы застыла и не двигалась.
Увязав партийную группу с мелитопольской организацией, мы взялись за расширение партийной работы на заводе. Я поставил перед партийной группой задачу политизации профсоюзной работы: ведение профсоюзной работы как среди членов профсоюзной группы, так и среди рабочих, не членов профсоюза, на основе всей программы нашей партии; организацию профсоюзных кружков, в основе работы которых стояли бы политические вопросы.
Против такой установки партийная группа не только не возражала, но считала, что вовлечение профсоюзников в политическую работу не только активизирует профсоюзную группу, но и встряхнет притихших рабочих, стоящих в стороне от всякого движения. Ни один из партийцев не поставил вопроса, что такая работа выходит за пределы профессиональной борьбы. Ни у кого не явилось сомнения в том, что нужно вовлечь профсоюзы в политическую борьбу. Из этого я заключил, что меньшевизм группы является только оболочкой, которая спадет, когда к ней как следует прикоснешься.
Профсоюзный актив состоял главным образом из молодежи и охотно принимал участие в организации профсоюзных кружков. В основу нашей работы мы поставили участие в организации профсоюзных кружков и вопрос о значении 1 мая. Хотя до мая оставалось еще больше двух месяцев, эту тему мы все же решили проработать, потому что на этом вопросе нам было легче развернуть работу, подводя кружки через этот вопрос к программе. Пропагандистов у нас не было, и мы справлялись собственными силами. Программу партии и еще кое-какую литературу нам прислали из Мелитополя. Как мы ни старались не быть на виду, наша работа все же привлекла внимание полиции. Двоих профсоюзников допрашивал какой-то полицейский чин:
- Вы что это там за собрания устраиваете?
- Мы собраний не устраиваем, а иногда по делам заводской кассы беседуем.
- Знаем мы эту кассу... Советую быть потише.
Полиция по-видимому пронюхала, что рабочие зашевелились, и решила припугнуть. Полицейский допрос никаких последствий за собой не повлек, и работа продолжала протекать прежним порядком. Кружки наши медленно, но все же росли, и наша организация шла к 1 мая со значительной подготовкой.
В апреле, когда я уже все свои специальные работы закончил и потешал непритязательных обывателей Б. Токмака обрывками каких-то картин, кино посетил один из помощников пристава и учинил беседу с моим хозяином относительно моей персоны. В результате забрал мой паспорт. Когда кино закрылось, хозяин сообщил мне об этом событии.
- Вы им не говорите, что я с вами об этом говорил. Помощник пристава просил меня не говорить вам, что он ваш паспорт забрал. «Вернем», говорит.
Я сделал вид, что меня мало трогают заботы полиции о моем паспорте, а сам думал, как бы хоть немного денег получить с моего хозяина.
- Вы дайте мне немного денег, хочу завтра кое-чего себе на базаре купить
- Сколько за мной накопилось?
- Рублей тридцать, кажется...
- Мое кино пока только вас оправдывает. Двадцать рублей вам пока дам.
Я в эту же ночь, сообщив о положении одному из товарищей, пешком через степи отбыл из токмакских палестин, оставив полиции мой паспорт, а хозяина кино без демонстратора. В Симферополе, информировав комитет о состоянии работы в Б. Токмаке, я получил явку и направил свои стопы в Одессу в надежде закрепиться там на более продолжительное время.